Жюль Верн - Наступление моря [Нашествие моря]

— Это нисколько не удивило бы меня, — сознался Писташ.

— Действительно, — добавил Франсуа, — отряд не мог быть далеко, раз мы слышали лай собаки почти одновременно с нападением на нас туарегов.

— Ах, Куп-а-Кер, Куп-а-Кер, — повторял унтерофицер Писташ, — где-то он теперь? Не прибежал ли он за нами сюда? Или, вернее, пожалуй, что вернулся к своему хозяину, чтобы сообщить ему…

— Да вот он!.. Вот он! — воскликнул в эту минуту один из спахисов.

Легко вообразить, с какой радостью встречен был верный пес. Как его ласкали и как целовал его добрую морду Писташ!

— Да… Да! Это ты! А где же остальные и старший вахмистр Николь, твой хозяин?

Пес охотно отвечал бы на эти ласки радостным лаем, но унтер-офицер заставил его молчать. Впрочем, туареги могли предполагать, что пес находится в лагере Голеа вместе с капитаном и считали вполне естественным, что он прибежал вместе с ними.

С наступлением утра пленникам дали пищу — лепешку с кускусом и финиками, а для утоления жажды воду из уэда, протекавшего у опушки лесочка. С того места, где они находились, виднелся шотт, соляные кристаллы которого блестели при восходящем солнце. По направлению к востоку взгляд упирался в полосу дюн, округлявшихся с этой стороны. Таким образом, невозможно было рассмотреть оазис Голеа. Тщетно Шаллер, капитан Ардиган и их товарищи направляли взоры к востоку, в надежде, быть может, увидеть лейтенанта, спешащего к этой части шотта.

— Не может быть сомнения в том, — повторил офицер, — что Вильетт прибыл вчера вечером в Голеа. — И можно ли предполагать, что, не застав нас там, найдя лагерь покинутым, он не кинулся немедленно на поиски?

— Не подвергся ли он, в свою очередь, нападению, когда ехал сюда? — заметил инженер.

— Да. Все возможно, — отвечал Писташ, — все возможно с Мезаки! — Попади он только когда-нибудь мне в руки, я желал бы, чтобы у меня тогда выросли когти, чтобы содрать с него его подлую шкуру.

В это время Сохар распорядился, чтобы готовились к отъезду. Капитан Ардиган подошел к нему.

— Что вам нужно от нас? — спросил он. Сохар не отвечал.

— Куда ведут нас?

Сохар ограничился тем, что грубо скомандовал:

— На коней!

Приходилось повиноваться. Для Франсуа самым неприятным было, что он не мог побриться утром в этот день.

Вдруг раздался крик унтер-офицера.

— Вот он! Вот он! — повторял он.

Все глаза устремились на того, на кого указывал Писташ.

Это был Мезаки. Доведя отряд до Гизеба и пользуясь ночной теменью, он скрылся и только что присоединился к шайке Сохара.

— С таким негодяем нечего говорить! — промолвил капитан Ардиган, и так как Мезаки нахально посмотрел на него, он повернулся к нему спиной.

Франсуа же сказал следующее:

— Действительно, этот тарги, по всему видно, не из числа порядочных людей…

— Это, брат, ты верно заметил! — отозвался Писташ, впервые употребив местоимение «ты» в своем обращении к Франсуа, но такая вольность не оскорбила сего достойного мужа.

Гроза прошла. На небе не было ни малейшего облачка, а на поверхности шотта не ощущалось дуновения ветра. Переход был весьма тяжелым. На этой части котловины нельзя было встретить ни одного оазиса, а укрыться под деревьями можно было лишь по прибытии на стрелку Хингиз. Сохар продвигался вперед ускоренным аллюром. Он спешил возвратиться в Зенфиг, где его поджидал брат. Пока еще ничего не указывало пленникам на то, что они попали в руки Хаджара. С некоторым основанием, однако, капитан и Шаллер представляли себе, что последнее нападение не имело целью лишь ограбить лагерь Голеа, так как ожидаемая добыча была слишком незначительна. Скорее, этот набег был организован как бы для мщения со стороны племен Мельрира, и кто знает, не придется ли капитану и его товарищам заплатить свободой, а быть может даже и жизнью, за этот проект создания внутреннего моря Сахары?

В продолжение первого дня были сделаны два перехода и пройдено 25 километров. Зной был чрезвычайно тяжким. Больше всех страдал, несомненно, Франсуа, взгромоздившийся на спину верблюда. Непривычный к толчкам, он буквально казался разбитым, и пришлось привязать его, чтобы спасти от падения.

В продолжение первых двух переходов Сохару пришлось придерживаться некоторых тропинок, хорошо знакомых ему, чтобы не попасть в какую-нибудь трясину. Но на следующий день путь пролегал по вполне устойчивой почве Хингиза.

Дальше переходы совершались в более благоприятных, чем накануне, условиях, и к вечеру Сохар прибыл вместе со своими пленниками в оазис Зенфит. И каково же было изумление пленников, сменившееся вслед за тем слишком, к сожалению, основательными опасениями, когда они очутились лицом к лицу с Хаджаром!

Помещение, в которое доставлены были пленники Сохара, было когда-то укрепленным пунктом (борджи) этого селения. Много лет тому назад это сооружение начало разрушаться. Развалившиеся стены высились над небольшим холмом, на северной оконечности оазиса. После окончания продолжительных междоусобных войн, которые вели туареги, не было проявлено никаких забот о восстановлении этой крепости. «Сумаах», род минарета, с обвалившейся верхушкой возвышался еще над всем зданием, и оттуда открывался во все стороны широкий обзор. Как ни был разрушен этот борджи, тем не менее в середине самого здания сохранялись еще годные для жилья помещения. Две или три комнаты, выходящие на внутренний двор, без мебели, без отделки, разделенные толстыми перегородками, могли все же предоставить убежище от ливней летом и от холодов ненастного времени года.

Туда-то и помещены были инженер, капитан Ардиган, унтер-офицер Писташ и двое спахисов.

Хаджар не обратился к ним ни с единым словом, а Сохар, доставивший их в борджи, оставлял без ответа все обращенные к нему вопросы.

Само собой разумеется, что во время нападения на лагерь капитан Ардиган и его товарищи лишены были возможности захватить свое оружие. Кроме того, их обыскали, отняли те небольшие деньги, которые они имели при себе, и даже отняли у Франсуа его бритву, что, конечно, привело его в крайнее негодование.

Когда Сохар ушел, капитан и инженер прежде всего осмотрели помещение.

— Когда попадаешь в тюрьму, — заметил Шаллер, — первым делом надо ее хорошенько всю осмотреть.

— А вторым делом — бежать из нее, — добавил капитан Ардитан.

Они обошли внутренний двор, посередине которого возвышался минарет. Нельзя было не признать, что окружающие стены, высотой футов в двадцать, были непреодолимы. Не удалось найти ни одного пролома в них, наподобие тех, какие были во внешнем вале, окружавшем борджи. Единственные ворота вели в центральный двор, но Сохар хорошо закрыл их. Выбить эти ворота, обитые железными полосами, было невозможно, хотя выйти возможно было только через них. Наступила ночь, которую пленники должны были провести в полной темноте. Не было никакого освещения, а также и пищи для подкрепления сил. Тщетно ожидали они в продолжение первых часов заключения, что им будет принесена хотя бы вода для питья, жажда сильно мучила их. Пленники обошли двор в сумерках, после чего все они собрались в одной из примыкающих к двору комнат, в которой вязанки сухой травы должны были служить им постелями. Грустное раздумье овладело ими.